Рейтинговые книги
Читем онлайн И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20

Я ходила по дому все тем же молчаливым зомби. Слышала, как при мне с моего домашнего телефона тетя и мама демонстративно громко жаловались на меня всем родственникам, родственникам мужа, односельчанам, среди которых я зарабатывала свой авторитет десять лет. Всё шло «коту под хвост», катилось к «чертям собачьим»!

Мне было трудно простить маме то, что после их разговоров, приходилось идти по селу и слышать, как за спиной все, кому не лень, говорили: «Дана выживает из дома свою родную мать и тетю», «бессердечная эгоистка выгоняет мать-инвалида». В те дни я, как тень, ходила на работу и с работы. Казалось, что мне в спину воткнули и провернули огромный тесак. С ним мне приходилось жить и терпеть эту адскую боль внутри. Ночью, лежа пластом на своей кровати, подолгу не могла уснуть. Все горело синим пламенем вокруг и внутри меня. Это был мой персональный, индивидуальный АД!

Вспоминая то время, только недавно поняла, что мой муж и дети так старались меня не напрягать, что я даже не помню их присутствия в доме, словно, была одна, в захваченной врагами крепости. Моя семья самоудалилась на далекий задний план моей тогдашней действительности, не мешая и предоставляя возможность разобраться в своих отношениях с родственниками самой.

Через две недели у ворот моего дома остановился грузовик, приехал дядя Ахметжан, который выхлопотал маме, как Почетному Гражданину района, квартиру в своем селе и увозил ее с вещами обратно на восток.

Для меня это было неожиданностью, но, возможно, это было лучшим решением. Жить в таком негативе становилось невыносимо. Поборов себя, я сказала матери на прощание: «Я не хочу, чтобы ты уезжала, поэтому участвовать в погрузке твоих вещей не буду. Насчет приданого, ты права, здесь все, действительно, куплено тобой, поэтому я ухожу сейчас из дома, бери все, что тебе нужно, не стесняйся, но с этого дня забудь меня! Твоя дочь умерла в детстве от бронхиальной астмы!» – только потом я заметила, что слово «мама» из моей фразы пропало, как пропадала она сама в эту секунду из моей жизни.

Уйдя далеко за деревню, в безлюдное место у родника, мирно журчавшего у края леса, под кладбищенским холмом, я села, опустив голову на колени, и расплакалась. Уже на расстоянии я прощалась с ней, со всей своей семьей, которую для меня, после смерти отца и брата, представляла она одна. Рядом с кладбищем я хоронила свою любовь к маме, поливая землю своими горькими слезами. Белая капустница летала надо мной, задевая своими тонкими крылышками мои лицо и волосы. Она была такой настойчивой в своей заботе, мне даже показалось, что это была родная мне душа, слетевшая с небес, чтобы утешить меня. Я смотрела на нее и видела в ней свою бабушку в белой ночной сорочке и белом платочке.

Машина уехала, не дождавшись моего возвращения. Я не простилась с мамой физически, но сделала это мысленно, крепко обнимая ее на прощание издали. Тут проявился недостаток нашего степного сурового воспитания: нас научили читать по глазам настроение, эмоции, в словах слышать то чего не сказали, или сказали «между строк», скрывать свои чувства, но не научили говорить о своих чувствах. Мы не признаемся даже близким в том, от чего нам бывает больно, и от чего нам хорошо, тоже прячем от всех, даже от себя.

Ночью, после их отъезда, я, как мумия, лежала на кровати с детьми и не спала. В соседней комнате кричал во сне пьяный муж, благо дети, набегавшись на улице, спали крепко и не слышали отца. Погрузившись в свою печаль, молча, не мигая, смотрела в темноте на черный потолок. Я беззвучно плакала, не вытирая слез, чтобы не разбудить детей. Горячие струйки беспрестанно стекали по вискам на подушку, делая ее мокрой. Мокрыми становились мои волосы.

Через месяц после таких ночей я обнаружила, что под лопатками на хлопчатобумажной ночной рубашке протерлась ткань. Она стала тоньше и просвечивалась. «Крылышки пробиваются» – ухмыльнулась я «себе под нос», обнаружив два полупрозрачных пятна на сорочке.

Я начала получать письма от мамы, которые сжигала, не читая. Мне не хотелось делать вид, что ничего не случилось и я не обиделась. Всю свою жизнь я ждала от нее любви, прощая резкий тон, оправдывая холодность и раздражительность тем, что она уставала со мной, больным ребенком, с которым проводила бессонные ночи, а потом уставала на работе.

Не получая от меня ответа, возможно, она впервые почувствовала, что была не права и стала звонить, желая исправить свою ошибку. Для нее я умерла, она сама так захотела. Я не могла простить ей этих слов. К телефону подходили дети, мой муж, они разговаривали с ней, но мне было трудно перешагнуть этот слишком сложный для меня барьер, глухую бетонную стену, выстроенную между нами моей матерью.

Даже будучи ребенком, я не понимала ее, когда она проклинала отца, его род. Слыша ее слова, я вздрагивала от страха за отца, за нас, потому что его род – это МЫ. Мне не было понятно, как можно ранить близкого человека, с которым живешь бок о бок каждый день и всю жизнь, которому после всего этого нужно будет смотреть в глаза каждый последующий день. От этих сцен моя душа страдала не по-детски, сама себе я обещала: когда вырасту, никогда не буду обижать своего мужа и огорчать детей.

Мне всегда хотелось понять почему папа чувствовал себя виноватым, многое ей прощал, тогда мне еще не было известно о трагедии, которая произошла с ним задолго до моего рождения. Женившись после армии на восемнадцатилетней девушке, папа привел ее в родительский дом, где жила большая семья: дедушка Мукатай с молодой женой, сыновьями, и старенькой матерью, воспитавшей его детей. Между старшими женщинами в доме часто возникали конфликты. Дерзкая сноха не думала уступать своей свекрови, а мой дедушка слишком сильно любил свою красавицу жену, балуя ее подарками, не пресекая грубого поведения по отношению к своей матери.

Мой папа очень любил свою бабушку, и ему не нравилось, что жена отца так себя ведет, и он несколько раз предупредил мачеху, что не даст в обиду бабушку. Та только смеялась ему в лицо, провоцируя конфликт дальше. Однажды, когда мой папа приехал с работы раньше обычного, он увидел картину, от которой его бросило в жар. На земле сидела бабушка, а мачеха била ее по голове огромным медным тазом. Все произошло внезапно. В состоянии аффекта, он схватил висевшее на стене ружье и выстрелил… Оно, оказалось, заряжено…

Как птица, в последний раз взмахнув крыльями, молодая мачеха замертво упала рядом с бабушкой, залив кровью ее и двор.

Со скоростью вылетевшей пули, весть разлетелась по селу. В одно и то же время о ней узнали мама и ее отец. Дом находился в трех километрах от школы, там работала моя мама. Она выскочила оттуда, и побежала, не разбирая дороги, путаясь в своем длинном сером плаще – макинтош. Ее розовый крепдешиновый шарфик тревожно развевался на ветру, еле удерживаясь на тонкой девичьей шее. Пытаясь догнать и остановить дочь, бежал мой дед Нурахмет. В этот момент она думала о своем муже, дедушка – о своей дочери. Им уже сообщили, что второй выстрел Сулейман сделал в себя, но был еще жив. «А вдруг он убьет Райхан?» – стучало в голове деда.

Мой папа «загремел» в тюрьму на семь лет, там его навещал только тесть, дедушка Нурахмет, дедушке Мукатаю было трудно простить сыну смерть красавицы Куляй.

Все эти годы мама ждала его, но на свидание ни разу не ездила, перед тем как его увезли в райцентр, он успел ей крикнуть: «Не жди меня, устраивай свою жизнь!» С его стороны это было честно, он понимал, что срок ему назначат немалый. Он был виноват перед ней, и ему не хотелось губить ее молодые годы.

В нашем селе стояла ракетная воинская часть, однажды там появился казах-офицер, который заметил молодую учительницу, через ее коллег, жен офицеров, он передал записку, в которой писал, что хотел бы с ней познакомиться, и что у него самые серьезные намерения. Мама не пыталась изменить свою судьбу. У выросшей в селе девушки больше страхов за свою репутацию, чем у городских, ведь нам с детства внушается, что «испорченную по молодости репутацию не исправить», «хорошее имя не купить», «„пятно“ ложиться на всю семью» и не на одно поколение будет помнить о бесчестии.

Позорить своих родителей маме не хотелось. Возможно, она сожалела, и вспышки гнева на отца, были тому подтверждением. Я – папин «адвокат», всегда его защищавшая, вызывала к себе тот же негатив, что и он. Мы редко можем признать свои ошибки, и мама – не исключение.

Возвращаясь из воспоминаний, я отчетливо представила себе диалог мамы и тети после телефонного разговора со мной. Папина бабушка Сакып обладала даром предвидения, у меня его вроде бы и не было, но иногда какие-то картинки передо мной появлялись. Чем они были, тем самым даром, или продуктом моего богатого воображения? Я не знаю. Но я видела маму и тетю, сидящих в большой комнате и беседовавших между собой. Тетя спросила у мамы, правда ли, что я отправилась в Москву, она задумчиво кивнула головой. Беспокоясь за мамины деньги, а не за меня, сестра не унималась, спрашивая: «Зачем она поехала? Все равно у нее ничего не получится. Итиль сказал, что Москва для молодых, а ей уже 40 лет. Промотает последние деньги, потом будет тебе звонить, просить их у тебя, чтобы вернуться.» После того, как тетя Марьям получила от мамы все, что у нее было, отношения становились более натянутыми. Чувствуя зависимость беспомощной сестры от нее, Марьям уже могла позволить себе резкий тон в разговоре.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ бесплатно.
Похожие на И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ книги

Оставить комментарий